Она закурила

Она закурила. Медленно, неспешно, чтобы пропустить весь этот дым через себя. Прошедший прием был тяжелый, выматывающий, но основная работа впереди. Следующая встреча через неделю, и нужно успеть прочитать про похожий случай у профессора К., а заодно прослушать все разговоры с самого начала сессии. Прокручивая в голове подробный план действий, она и не заметила, как сзади подошел М., обняв ее за талию и поцеловав в оголенное плечо. Она слегка улыбнулась, повернув к нему голову и выпустив дым прямо ему в лицо. Из ее головы исчез будничный кабинет, пациенты, бесконечные истории и гнетущие чужие мысли. Здесь ничего этого нет – обычный номер в отеле: белые простыни, белые полотенца, прожженные занавески и одиноко стоящий телефон. Ей не нужно спрашивать, как прошел его день, не нужно самой рассказывать про свою жизнь, все слишком просто и легко – поцелуи, объятия, секс, душ и сон. Она даже не помнила, как его зовут – в телефоне было записано лишь М.23 – месяц и число знакомства. Да и они никогда не обращались друг к другу по имени.

Но она знала, что рано или поздно тайна должна пропасть – информация просочится в одну из лазеек. Кто-то может его окликнуть по имени, или она увидит его имя при бронировании номера, или запомнит, где расположены его родинки; а он, наконец, спросит, как ее дела. Трудно не видеть в человеке личность, если твоя работа именно с этим и связана. Поэтому у нее было правило – случайные знакомства живут ровно месяц. Ровно на месяц она покупает сигареты с одним вкусом, а когда весь блок заканчивается – она также безмолвно уходит, стирая номер из записной книжки телефона.

Просто секс. Ни душевной близости, ни ужинов при свечах, ни романтических прогулок. Оттого смешнее был тот факт, что она поддерживала браки остальных людей, помогала им сохранить их интимный мир и полюбить человека рядом. Раньше она боялась, что ее клиенты это узнают и разорвут отношения, ведь чему психолог с такой личной жизнью может научить пары с браком в десять и более лет? Но обман не раскрывался, если это можно назвать обманом, она выпускала книги о психологии отношений, ходила на передачи говорить про любовь и счастливую семейную жизнь и продолжала спать с незнакомыми людьми.

А, может, именно отсутствие долгих отношений и помогало ей поддерживать трепетное отношение к жизни семейных пар. Ее представления о семье были подчерпнуты из книг, фантазий, наблюдений за другими, и ее личный опыт не усложнял очевидные вещи. Она не примеряла на себя роль жены, не пыталась представить своего мужа и не видела особой ценности брака в противовес ценности отдельно взятой личности. С ней не боялись говорить об изменах, о предательствах или лжи, потому что с ней хотелось изменять, предавать и лгать своим супругам. Кому, как не ей, свободной и смелой, можно было поведать все свои самые страшные тайны, не боясь осуждения или насмешек. Были люди, которые хотели удивить ее, рассказывая самые неожиданные истории и замирая в конце, ожидая ее реакции. Некоторым она дарила такую возможность и изображала удивление, чтобы подбодрить их.

Она тонко чувствовала потребности людей на своих сеансах: кто хотел разобраться с тревожащей его проблемой, а кто хотел лишь говорить о ней, обретя терпеливого слушателя. Она готова была и к тому, и к другому. У нее в кабинете были блокнот для записей, книги по психологии с закладками, открытый ноутбук и удобное кресло. Она даже разрешала курить, иногда – пригубить стакан с виски. И каждый ее клиент находил в ней что-то необходимое именно ему – мудрого наставника, спокойного слушателя, плохую учительницу или подружку-сплетницу. Ей нравилось играть любую роль, но она не забывала, кто она есть на самом деле.

По выходным она часто ездила в психиатрическую больницу. Ей разрешали на добровольной основе помогать душевнобольным, к которым она приходила в часы приема посетителей. За многими она просто наблюдала, отмечая происходившие с ними изменения, с другими общалась как с обычными пациентами, но был и один особенный человек.

Он попал сюда год назад по собственной инициативе и держался очень отстранено. Он производил впечатление психически здорового человека, только чем-то обеспокоенного и умудренного. Когда она подошла к нему первый раз, чтобы поздороваться, он даже не взглянул на нее. Только когда она уже собралась уходить, он, не поворачивая своей головы, произнес:

-- Что ты здесь ищешь? Тебя веселят больные люди?

-- Простите? – обратилась к нему Люси, с любопытством заглядывая в его светло-карие глаза. Он был худощав, и серо-голубая пижама слегка болталась на нем. На вид ему было лет сорок, но лицо уже покрылось многочисленными морщинами, губы сильно обветрились, голова была коротко подстрижена, но кое-где виднелись седые волосы. Он выглядел как заключенный в тюрьме за тем исключением, что взгляд его нес какую-то бескрайнюю безмятежность и свободу.

-- Я не вижу в вас больных людей, я вижу в вас тех, кто нуждается в заботе и внимание. Разве это плохо? – чуть погодя ответила она.

-- Но мы и есть больные, глупо это не понимать. А в заботе и внимании нуждаются абсолютно все, - он, наконец, поднял свои глаза и взглянул прямо в глаза Люси. Ее темные глаза хотели поглотить его, окружить чем-то теплым и семейным, но его взгляд оставался суровым и безжизненным, отвергая эту попытку сблизиться.

-- Конечно, это так. Тогда к чему спорить? Вы убегаете из нормального мира или он сам отвергает вас, а я прихожу сюда искать ту самую нормальность реальной жизни. Может, это и звучит абсурдно, но это так.

-- Это звучит как раз разумнее всего.

И он замолчал также неожиданно, как и заговорил. Его веки медленно опустились, руки сложились ладонь к ладони на животе, и Люси, задумавшись над чем-то своим, тихо вышла из палаты.

С тех пор ему она стала уделять гораздо больше времени, чем остальным. Он чувствовал себя неуютно в общей палате, и они уходили поговорить в небольшой сад на заднем дворе.

-- Так как ты оказался здесь? Ты не похож на сумасшедшего, – спросила Люси, когда они вышли на воздух.

-- Я устал быть нормальным. Точнее пытаться им быть. Много лет я терзал себя вопросами, не сумасшедший ли я? Что такое моя жизнь? Зачем я просыпаюсь и ложусь спать снова и снова? Что я могу изменить в этом мире или своем? Я чувствовал себя одиноко, я и был один, но я не мог быть с кем-то. Но каждый раз я пытался изменить себя: быть открытым, начать общаться с другими людьми, найти кого-то себе по душе. И не мог. Люди раздражали меня, я находил их глупыми или чувствовал себя глупым и ненужным, я мучился противоречиями в моих мыслях. О, мысли. Эти мысли погубили меня. Много лет они гнездились в моей голове, обрастая глубже и глубже, высасывая из меня все соки, заставляя меня думать и думать, ходить по кругу, чувствовать себя то гением, то глупцом. Я потерял интерес ко всему реальному, к той жизни, что была вокруг меня, для меня только мысли и были важны. Я сидел целыми днями в своей спальне и думал. Думал обо всем, строил цепочки рассуждений, пытался найти ответы на многочисленные вопросы в своей голове, но тщетно. Я сходил с ума. Я уже не понимал других людей, мне было невыносимо общаться с ними, но я больше не мог быть наедине с собой. Тогда я и сделал выбор – стать истинно сумасшедшим, психом, душевнобольным. Мне было противно жить в доме, из которого можно выйти. Поэтому я пришел сюда – в то место, где есть замки и решетки. Здесь все проще, здесь я нашел покой. Таблетки и лекарства заглушают эти голоса внутри меня, и мне не нужно больше притворяться нормальным человеком. Среди психов я стал обычным, я стал своим.

И он замолчал, плотно сжав губы. Люси заметила это и не стала ничего говорить. Она понимала, что он хочет побыть в тишине. И они продолжили шагать по вытоптанной дорожке в саду.